Было много видов такой пытки, превращающейся порой в жесточайшую казнь. Часто осужденного голым привязывали к столбу, обмазывали его тело чем-то сладким, типа медом, дабы привлечь к нему разных насекомых и оставляли его страдать от множества укусов. Часто плотоядные насекомые буквально поедали несчастного заживо. Огромной популярностью пользовалась подобная пытка с использованием муравьев. Обычно истязуемого обнаженным привязывали к столбу либо распинали на земли между четырех кольев, вблизи муравейника, обливали его тело медом или другим сладким веществом и спокойно ждали, когда полчища муравьев облепят его тело
Привлеченные сладким запахом насекомые поначалу поедали мед, а затем принимались за тело пленника, нещадно его кусая.
Поскольку в африканских и южноамериканских странах существуют виды т.н. мигрирующих муравьев, чьи миллионные колонные передвигаются по земле, уничтожая все живое, то, конечно, и их не обошло внимание изощренных палачей. Обреченного оставляли на пути такой смертоносной колоны, накрепко привязав и тот погибал в страшных мучениях, до костей обглоданный маленькими чудовищами.
Есть описания такой пытки, бытовавшей у некоторых народностей в виде т.н. ордалий, т.е. испытаний перед объявление продростка полноправным взрослым. Хотя такое испытание и являлость своего рода почетным, но легче оно от этого не становилось. У нас есть описание такого "муравьиного суда", почерпнутое из великолепной книги Аркадия Фидлера "Белый Ягуар - вождь араваков". Сын вождя одного из местных племен собирался женится, вот какое испытание предстало взору удивленного путешественника:
...Внезапно все барабаны, кроме одного, смолкли. К сваям, торчавшим из помоста, прикрепили сетки-гамаки. К двум из них подвели новобрачных: юношу в возрасте примерно нашего друга и значительно более юную девушку. Ей можно было дать лет тринадцать, но довольно развитая грудь говорила за то, что это уже не ребенок.
Одетые как и большинство присутствующих — он набедренной повязке, она в фартучке, прикрывающем лоно, то есть почти голые, они легли в гамаки, висевшие рядом. Шаман, снявший к этому времени с головы маску и оказавшийся довольно старым, хотя и резвым еще человеком, с безумным взглядом стал исполнять вокруг неподвижно лежавшей нары какой-то ритуальный танец, выкрикивая над ними заклятья и потрясая двумя небольшими плотно закрытыми корзинками. Хотя все, не только мужчины, но и женщины и даже дети, были в состоянии заметного опьянения, на помосте воцарилась мертвая тишина.
Я заметил, что Ржуана, отец юноши, от волнения почти совсем протрезвел.
В какой-то миг шаман подскочил ко мне и в знак уважения к гостю позволил заглянуть в одну из корзинок, открыв на мгновение крышку: внутри копошились десятки тысяч свирепых муравьев. Затем среди всеобщего напряженного молчания шаман поставил одну корзинку на голую грудь юноши, а вторую — на обнаженную грудь девушки. Муравьиный суд начался.
— В корзинках есть маленькие отверстия, — стал объяснять мне Фуюди, — муравьи не могут сквозь них убежать, но могут кусать. 0-ей, уже начали!
По лицам несчастных заметно было, что муравьи и впрямь не теряли времени даром. Пот ручьями лил с тел обоих, и они от боли кусали губы, хотя и старались делать это незаметно.
— Они должны терпеть спокойно и стойко, — продолжал объяснять Фуюди. — Если они пошевелятся от боли, а еще хуже — застонут, тогда — конец.
— Какой конец? — не понял я.
— Они не смогут жениться и навлекут на себя великий позор!
Шаман же не знал пощады. Он поминутно встряхивал корзинки, доводя муравьев до неистовства, и каждый раз при этом переставлял корзинки с одной части тела истязуемых на другую. Барабан тем временем все наращивал темп своего глухого аккомпанемента, а зрители с безжалостным вниманием все напряженнее следили за юными страдальцами.
